Про «Энциклопедию русской души» Вик. Ерофеева, про русский язык и русскую мысль (I). Беседа с профессором Г. А. Богатовой-Трубачевой (часть 1)

Н. В. — Галина Александровна, Вы принадлежите к старшему поколению русских ученых-лингвистов. Более 40 лет Вы отдали служению русскому языку, русской культуре, русскому народу, Отечеству. Многие годы, после академика Дм. Ник. Шмелева, Вы возглавляли редакционную коллегию «Словаря русского языка ХI-XVII вв.», заведовали Отделом исторической лексикологии и лексикографии Института русского языка им. академика В. В. Виноградова РАН, в 1989 г. с новым научным комментарием переиздали роскошный словарь И. И. Срезневского — «Материалы для словаря древне-русского языка», совсем недавно переиздали «Академический словарь русского языка», который выходил в 1789-1794 гг. под патронажем Е. Р. Дашковой, Председателя Академии Российской, и за эту работу награждены орденом святой равноапостольной княгини Ольги. В последнее время наша культурная общественность выражает вполне обоснованную обеспокоенность состоянием современного русского языка, манерой речи, стилем, искусственным внедрением через средства массовой информации низких жаргонизмов, бездумным оперированием американизмами, стремлением так называемых литераторов ввести в разговорно-письменный обиход ненормативную, непечатную лексику и проч. Всё это, так сказать, «новые тенденции», а по сути — чужие. Ибо язык любого народа — это его душа, его природа, и когда речь идёт о разрушении национального самосознания, об этноциде первый удар наносится именно по родному языку того или иного племени. Между тем как для русского человека всегда было важным благочестие во всем, и не в последнюю очередь это выражалось в языке, «великом и могучем», ибо всякая брань есть хула на Бога. Характерной особенностью русской речи русских (ибо на русском языке кто только не говорит!) было и, пожалуй, остается обширное употребление уменьшительно-ласкательных имён (деминутивов). Мы скажем: «Не хотите ли чайку, сырку, конфетку», «пожалуйте Вашу ручку», «бабушка и дедушка», «тётенька и дяденька», «сельцо», «лесок», «берёзка», «миленькая собачка»… Кстати, превосходно эту особенность русского мировидения отобразил И. С. Шмелёв в своем романе «Няня из Москвы»

Г. А. — Да, действительно, в настоящее время состояние русского языка оставляет желать много лучшего. Напомню, кстати, что «язык» по-славянски — это «народ». Вот у меня в руках последняя книжка Ковада Раша «Дозор русистов», посвящена она «светлой памяти Олега Николаевича Трубачёва и всех подвижников русистов». Замечательный эпиграф из В. И. Даля подобрал автор к своему сочинению: «Я полезу на нож за правду, за Отечество, за русское слово, язык». Эти слова должны быть заповедью для всех наших просветителей, писателей, журналистов, актеров, политиков и прочих общественных деятелей и, конечно же, для телевидения и радио, которые как раз много грешат разного рода чужесловием. Радио просто невозможно слушать — настырно насаждается вульгарная нерусская речь, жаргон, звучат чужие интонации, фонетика запредельная — т. е. настойчиво внедряются развязные стереотипы речи, которые, проникая в сознание, незаметно изменяют его, оскверняют, искривляют мысль, разрушают психику, культивируют агрессивность и т. д. Создается впечатление, что делается это специально, что кому-то очень хочется опустить наш народ до пещерного уровня. Между прочим, разрушению национальной культуры способствует и введение в школах единого госэкзамена. Я смотрела разработки по русскому языку. Боже мой, там столько ошибок. А по русской литературе, истории! Нужно просто угадать требуемый ответ, потому не стоит читать ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Гоголя, ни Гончарова, Толстого, Тургенева… Просто угадать — но не понимать, о чем же писали лучшие русские люди, что переживали, о чем страдали, чему учили нас, как складывалась великая история России, кто наши народные герои! То есть окончательно обрубаются корни, а крона дерева без корней быстрёхонько засыхает. Это преступление против нашего будущего, против молодёжи, которая волею чинуш просто бессовестно обкрадывается.

В последние годы я читаю спецкурс «Словари и энциклопедии в языковой культуре народов» в Свято-Тихоновском богословском университете. Я словарник, лексикограф и, конечно, когда просматриваешь книги в магазинах или читаешь какие-то книжные сообщения, невольно срабатывает профессиональная привычка, и взгляд буквально цепляется за слово «словарь» или «энциклопедия». Так, привлекло меня заманчивое название «Энциклопедия русской души», «роман с энциклопедией», как уточняет автор, Вик. Ерофеев, в подзаголовке. Пролистаешь книгу, как будто бы есть подходящие для этого жанра названия: «Русская правда», «Домострой», «Труд», «Книга», «История», «Лишние люди», «Соборность», «Интеллигенция», «Философия общего дела», «Стыд и срам», «Гражданин мира»… и даже «Иисус Христос», а последний обрывок — «Новый Бог», что-то интригующее. Но не дай Бог углубиться в одну из этих статей! Хоть в одну из этих статей! Потому что видишь, что это и само извращение жанра, что здесь пустопорожний человек говорит о том, о чём не имеет никакого представления! Словно глумливый «мелкий бес» искажает нашу русскую культуру, да ещё говорит о никчемности русских людей. Пустопорожний человек!

Например, в статье (так в словарях и энциклопедиях), а по сути, в каком-то обрывке, клочке текста под названием «Русская правда» он пишет: «Основная мерзость русской жизни — не хамство, даже не отношение к человеку как к г…у, но негласное согласие на продолжение недостойной жизни и стремление к её оправданию. В умении всё оправдать заключается русская правда» (1). Он делает дикие для культурного читателя выводы; вообще в сознании русского человека это словосочетание немедленно вызывает ассоциацию с Законником Ярослава Мудрого, правовым кодексом Древней Руси. Аллюзия в данном случае налицо, ибо в нашей текстовой культуре это закрепленный факт. Но такая аллюзия расценивается однозначно — кощунство! глумление над русской историей!

Слог автора примитивен, полон неприличных слов. Обратите внимание — мы в цитате опустили фрагмент низкой лексики, поставили многоточие. Не то у Ерофеева, он, как говорится, режет правду-матку прямо в глаза: всё полностью пропечатано, мат-перемат; в этом тексте есть страницы, где процентов 10-15 занимают матерные слова. И что это такое?! И это вы называете «русской литературой»? А себя именуете «русским писателем»? Да полноте, не питайте иллюзий! Не всё, что пишется на русском языке, притом с использованием низкого лексического регистра, относится к русскому, тем более к великой русской литературе, которая продолжает воспитывать и Европу, и Америку, и Китай… Мало ли кто пытается писать по-русски! Да не у всех получается! У Ерофеева очень бедный язык, опрощенный, серый, вялый — далеко не русский. Будто пишет какой-то двоечник-недотёпа, к тому же инородец. Так же бедна и ущербна мысль. Ну, посмотрите, ещё обрывок «Кто виноват?»: «Накопление описаний составляет культуру. У русских большое количество описаний. Это — русская литература. Непонятно, однако, почему, несмотря на большое количество описаний, русские не набрались культуры» (51). Интересная, такая своеобычная, прямо скажем, «энциклопедическая» трактовка понятий «культура», «русская литература». Весьма оригинально, видно, полагает г. Е.! Да, удивительно примитивен слог и узок интеллект выпускника филологического факультета Московского университета! Будто лишь ПТУ у литератора за плечами.

Н. В. — Вы назвали сейчас Ерофеева «литератором». И невольно мне вспомнился один таковой из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети». Помните, некто Ситников, сынишка винного откупщика, лебезящий перед Базаровым, этакий пустейший человечишко. А в эпилоге писатель, что называется, окончательно припечатал его: «С такими-то двумя-тремя химиками, не умеющими отличить кислорода от азота, но исполненными отрицания и самоуважения, да с великим Елисеевичем Ситников, тоже готовящийся быть великим, толчется в Петербурге и, по его уверениям, продолжает “дело” Базарова. Говорят, его кто-то недавно побил, но он в долгу не остался: в одной темной статейке, тиснутой в одном темном журнальце, он намекнул, что побивший его — трус. Он называет это иронией. Отец им помыкает по-прежнему, а жена считает его дурачком… и литератором» (2) (курсив мой).

Похоже, Вик. Ерофеев тоже пытается продолжать «дело» своего однофамильца, незабвенного Венедикта Ерофеева. Однако, стоп. Там был талант, интеллектуальный потенциал, боль, страдание, там была мысль, острота видения, сатира и горькая любовь к своему народу, мученичество. Любопытны, между прочим, и следующие факты из жизни покойного писателя. Однажды, а было то 4 февраля 1987 г., его пригласили в Дом архитектора на литературный вечер — из прозаиков должны были выступать Е. Попов и Виктор Ерофеев. «Выступление своего “однофамильца” Венедикту очень не понравилось, — как сообщает биограф, — и, ни с кем не попрощавшись, он уходит с первого же отделения вечера» (Летопись жизни и творчества 1938-1990, Интернет). В другой раз уже тяжело больному Венедикту Вас. предложили поучаствовать в «Вечере двух Ерофеевых». Первая реакция писателя — отказ, но, поддавшись на уговоры жены, все же, в конце концов, он согласился, и акция состоялась в клубе «Красная Пресня» 30 апреля 1988 г. «Зал на 700 человек почти полный. Первое отделение с Виктором Ерофеевым прошло довольно тускло» (там же). Забавный случай — вот так на хребте талантливого Венечки, которого в самиздате уже читала вся страна (поэма «Москва-Петушки» пользовалась бешеной популярностью), ввозили в литературу «прозаика» Витю Е., который, однако, не забыл пнуть покойного однофамильца в своей «энциклопедии», обозвав «учёным алкоголиком из Петушков» (157). Конечно, устрой организаторы тогда сольный вечер оного Вити — мало кто пришел бы! Да и теперь вряд ли кто из уважающих себя людей откликнется на его тощие призывы. А «голый король» куражится ещё и на радиостанции «Свобода», где с 2004 г. ведет рубрику «Энциклопедия русской души»; а на ТВ — убогенькую, но авторскую программу «Апокриф», так что смиренные налогоплательщики могут за свои деньги раз в неделю насмотреться на русофоба, целый час смотри, в ус не дуй.

А вот, взгляните-ка, до чего ещё горе-литератор додумался в своей «энциклопедии»:

«Русских надо бить палкой.
Русских надо расстреливать.
Русских надо размазывать по стене.
Иначе они перестанут быть русскими.

Кровавое воскресенье – национальный праздник.» (167-168).

 Вот так фейерверк! Прямо афоризмами мечет! А не есть ли это призыв к национальной розни, а не есть ли это вызывание ненависти по национальному признаку, а не есть ли то призыв к геноциду русского народа?! Есть, ещё как есть! Надеемся, что за это перед законом придётся отвечать автору. Но и защитники у него, конечно, тоже есть. Они гундят, мол, это не автор, это его герои говорят. Какие такие герои? Это очередной клочок из «энциклопедии» под названием «Кровавое воскресенье», и мы процитировали его полностью! И всё это он вещает на весь мир через «Свободу», да, да, сейчас и вещает!

Г. А. — В связи с этим в памяти всплывают «перлы» идеологов гитлеровского фашизма. Ну, скажем, Гиммлера: «Русский народ должен быть истреблён на поле битвы или же поодиночке. Он должен истечь кровью» (Википедия, Интернет). Можно привести и другую параллель, например из СС-овской брошюры «Der Untermensch»: «Недочеловек… лишь подобие человека… находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь. В душе этих людей царит жестокий хаос диких, необузданных страстей, неограниченное стремление к разрушению, примитивная зависть, самая неприкрытая подлость» (Там же). А вот и «мысль» г. Е.: «Русский народ в чём-то уязвительно неуникален. Он похож на другие архаические народы Азии, Латинской Америки, Африки своей близостью к животному миру» (32); или: «В России по определению нет ни одного честного человека. <…> Россия состоит из кротких людей, способных на всё» (38); а вот и ещё похлеще, до такого и нацистские идеологи не додумались: «Русские — позорная нация. Тетрадка стереотипов. <…> По своей пафосной эмоциональности, пещерной наивности, пузатости, поведенческой неуклюжести русские долгое время были прямо противоположны большому эстетическому стилю Запада — стилю cool» (46, далее до смешного примитивные рассуждения г. Е. о «достоинствах» этого стиля); «… русские могут “заспать” другие народы, как свинья — своих детей, и на утро даже не почесаться» (54). «У русских, — изгаляется “мелкий бес”, — нет жизненных принципов. Они не умеют постоять за себя. Они вообще ничего не умеют. Они ничего не имеют. Их можно обдурить. <…> Русский невменяем… С простым русским надо говорить очень упрощённо. Это не болезнь, а историческое состояние» (72). Цитаты подобного рода можно долго продолжать. Собственно вся книжонка — это какой-то бред сильно закомплексованного существа, как и измышления нацистов о славянах вообще. Заметим попутно, что в германской Германии очень сильная, замечательная славистика!

Н. В. — Да, эти «ефремки», ущербные от рождения, сразу, с момента своего появления на свет, пожалуй, даже бессознательно, испытывают ничем не истребимый в дальнейшем удар комплекса от явления своего в огромном море великих народов, лучше бы им, несчастным, в луже родиться или в болоте каком.

В опусе Ерофеева повествование ведётся от первого лица, есть тут ещё некто Серый, герой-собеседник, образчик «русского человека», по мнению автора. Весьма симптоматично, что именно серого выбрал себе в наперсники литератор — ибо с русским он попросту не сладит. Итак, главный герой — некто «я», по многим признакам — это художественный (как неуместно в данном контексте это слово, но, поморщившись, оставим) образ автора. Похоже, книжонка автобиографическая, в смысле жизни нутра (не пишет перо — души) г. Е., ну, может квазиавтобиографическая, допустим. Но в таких произведениях, по законам литературы, обычно герой психологически тождественен, равен автору, даже если события суть плод его буйной фантазии. Поговаривают, что-де «роман» фантастический. Ан, нет, не тут-то было. Например клочок «Я люблю смотреть, как умирают дети» (кстати, у г. Е. без кавычек, Маяковский покою не даёт, покусился и на этот бред Идиота Полифемовича — так прозвали будущего поэта в гимназии) уже был самостоятельно в 1997 г. опубликован за подписью В. Ерофеева в «Общей газете» (какое-то базарное название); в этой книжонке собраны в основном уже ранее опубликованные «эссе» бедолаги-автора, разумеется, за его подписью.

Г. А. — Да, Вы знаете, после этой книжонки, как говорится, руки хочется вымыть. Взгляните, какую аннотацию поместил автор на титуле: «Русский состоит из “ничего”, которое включает в себя “всё”. Русский считает, что ему ничего не принадлежит. Русский считает, что ему принадлежит весь мир. При внешней мягкости и певучести России, при её бабьем обличии, любви к кефиру, в этой стране живёт население с чудовищным аппетитом. Вчера — всё, сегодня — ничего, назавтра — снова всё». Вот я листаю страницы, и создаётся впечатление, что г. Е. не способен писать связно, не способен писать большие тексты, а уж о глубокой мысли тут и мечтать нечего.

Н. В. — Помните, как В. В. Розанов сказал о героях «Мёртвых душ» Гоголя: «Мысли у них не продолжаются» (3), просто потому что здесь нечему продолжаться. Ведь есть такой тип разорванного сознания, но далеко не русский, когда человек не может серьёзно и вдумчиво рассуждать, анализировать, а так скользит по поверхности (то, что мы, русские, называем верхоглядством или шапочным знакомством с какой-либо проблемой). Впрочем, и сам автор признаётся в этой своей беде, и вот что он пишет: «Русский — радикально неисторичен, и в этом — его самобытность. Он всё время сбивается и, начав об одном, говорит о другом, не держит мысль. Видимо, он боится мысли. Не справившись с миром, он гадит в мире. Он антиэкологичен. Мир превращается в помойку, и если бы не власть, русский бы уже давно утонул в отходах. Он — механический богоносец» (124). Вик. Е. исступлённо в своём «романе» называет себя русским, — и почему они все хотят быть обязательно русскими? — да будьте самими собою, гг. Настырно бьёт себя в грудь — я русский. Вольнó ему. Так вот это и есть, в случае такого «русского», как г. Е., так сказать, самопризнание. Можно только похвалить за откровенность.

Г. А. — Кстати, вернёмся к началу нашей беседы, мы говорили о разрушении культурного потенциала нации. А вот что пишет г. Е.: «Надо сознательно идти на кастрацию русского элемента. Народ падок на дешёвую демагогию. Не надо ничего выдумывать особенного. Надо обманывать наглыми средствами. <…> Русским не надо давать слишком много образования. Достаточно церковно-приходских школ. Не надо выпускать за границу. Сволочь должна сидеть дома» (75). Экая фашистская психология! Ну, что тут сказать? Кажется, автор пишет из «желтого дома», налицо душевная болезнь.

Н. В. — Нельзя с Вами не согласиться. Да и сам он в этом признаётся: «Я люблю глумиться, изводить людей. Но я помогу, если что. Я хочу, чтобы уважали моё состояние. У меня, может быть, тоска на душе. Тоска — это заговор “всего” против меня» (62-63). Вот, оказывается, какая беда с г. Е., да, именно с автором, а не с его «героями». И никто ему, бедному, не польёт на голову холодную воду, и не узнает он, касатик, что «у алжирского бея под самым носом шишка» (4). «Тьма египетская» плотно накрыла рассудок литератора — весь текст г. Е. тому свидетельство. К примеру, в клочке «Диалектика» находим любопытное определение русского языка. «Сначала я не догадывался о существовании Серого. <…> Серого я стал впервые чувствовать через язык. Русский язык — царство Серого» (76). Трудно не согласиться с г. Е., ибо тот язык, на котором он изъясняется и ошибочно, по неведению, не от злого умысла, мнит русским, точно «… какого-то светлосерого цвета, какой бывает только на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по воскресным дням» (5).

Г. А. — Вы вспомнили сейчас поэму Гоголя «Мёртвые души», очень кстати. Сам-то г. Е. весьма удачно вписывается в галерею персонажей оного романа. Пожалуй, пострашнее Плюшкина с «деревянным лицом» будет — этой, по выражению писателя, «прорехи на человечестве». Но куда тому «странному явлению» до модного литератора. Прав, тысячу раз был прав Розанов, когда говорил: «Писателишки ведут:

— К разрушению России.

— К разрушению Церкви (не к исправлению недостатков, коих больше, чем песка в пустыне, о нет: а к её небытию).

— К разрушению вообще идеализма, идеалов» (6).

Н В. — Уж насчёт разрушения идеалов г. Е. постарался. Поглумился всласть и над великим народом русским, русской культурой, и над литературой, и над нашим языком, и над историей Государства Российского. Думаю, здесь уместно вспомнить слова Пушкина: «Безнравственное сочинение есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано счастие общественное или человеческое достоинство» (выделено мной. — Н. В.) (7). Увы, но для убогого литератора остается лишь одна возможность привлечь к себе внимание — это эпатаж. А вот некто в Интернете  намаракал такую благостную «творческую» биографию писаки, не преминув упомянуть и о мелочных почестях модного литератора (премии, награды, лекции в американских и европейских университетах и, о ужас! он заведует кафедрой русского языка и литературы в новоиспеченном Международном университете [sic!] в Москве); так вот этот некто рекомендует нам отнестись к клочкам «Энциклопедии» г. Е. следующим образом: «Многими читателями эти тексты воспринимаются как проявление нелюбви (выделено мной. — Н. В.) к России. Между тем, в них автор с иронией, переходящей в самоиронию, предлагает читателям разобраться в самих себе (?! — Н. В.), изжить собственные комплексы, найти новые возможности (чего? — не уточняется. — Н. В.)».

Г. А. — Наугад сейчас раскроем книжонку, и вот, «разбираясь в себе» и «изживая комплексы», читаем — «Радость чужому горю»: «Во все времена люди радовались чужому горю. Но многие народы научились это скрывать. Только не русские. Русских не остановит смерть. Они (очень характерно для ”русского” г. Е это “они”, такое размежевание автора с русскими; в его тексте это сплошь и рядом; всё же проговаривается, что нерусский — Г. А.) не считают смерть достаточным поводом, чтобы закончить сведение счётов. Они и о покойнике скажут страшные гадости»(151).

Н. В. — Заметим, что в последнее 20-летие как раз «дети Арбата» без устали публично поносят что Сталина, что Николая II, что Иоанна Васильевича Грозного… Только русских-то как раз среди них и не слыхать! Путается всё время г. Е., что-то постоянно нам приписывает чужие подвиги! Кстати, сам вовсю пинает покойников, да ещё и знаменитых.

Г. А. — Пожалуй. Но продолжим чтение: «Отличительной чертой русского является его способность делатьхмурной» (152). Или вот, например, вещает «лирический герой» г. Е.: «Я рассказал ему [Серому], что Россия — азиатская ж…(8). <…> Я с детства знаю, что Россия — азиатская ж… » (165). Или ещё перл: «… с Россией никогда не договоришься. Слишком много г… в неё слито» (63). Ну, просто какое-то помрачение рассудка у автора. А уж какое впечатление все эти «достижения мысли» г. Е. вызовут у иностранного читателя, особенно настороженно относящегося к России и русским, можно представить — он станет закоренелым русофобом! Так, тихой сапой, возбуждая межнациональную рознь, ненависть к русскому народу, и бредут пешеходы «пятой колонны», прячась, например, за титулом «русский писатель», «пытаясь помочь нам изжить всё нехорошее», а лучше просто взять да и вымести поганой метлой всю Россию, пропадай пропадом всё русское. гадости. Вообще — гадить. У русского кругом все виноваты. Он человек

Конечно, в этой смурной писанине ничего нет от русского, от традиций русской литературы. Они просто нагло и кощунственно попираются. Пожалуйста, красноречивый пример: «У русских всё сырое, непрожаренное, непроперчённое. И лица, и душа, и мать-Земля (верно, это г. Е. кажется невероятно оригинальным — Г. А.). Еду в метро и чувствую, что мне противна эта потная сволочь. Инертная, покорная, прыщавая шваль» (31). Увы, но претендующий на «русского», да ещё «писателя» г. Е., видно, никогда не слыхал о заветах великой русской культуры. Кто только из русских писателей не изображал «униженных и оскорбленных» — и Достоевский, и Лесков, и Шеллер-Михайлов, и Тургенев, и Некрасов… Но как рисовали!

Н. В. — Вспоминается мне в связи с этим известный диалог Обломова с Пенкиным — это ещё один горе-литератор из романа Гончарова «Обломов». Этакий «очень худощавый, чёрненький господин, заросший весь бакенбардами, усами и эспаньолкой. …одет с умышленной небрежностью».(9) Пошлая трескотня его о бумагомарателях (именно к ним принадлежит и герой Гончарова, и сам г. Е.) вызывает у Обломова простой вопрос: «Зачем это они пишут: только себя тешат… <…>

 — Из чего же они бьются: из потехи, что ли, что вот кого-де ни возьмём, а верно и выйдет? А жизни-то и нет ни в чём: нет понимания её и сочувствия, нет того, что там у вас называется гуманитетом. Одно самолюбие только. Изображают-то они воров, падших женщин… В их рассказе слышны не “невидимые слёзы”, а один только видимый грубый смех, злость (выделено мной. — Н. В.)…

— Чего же ещё нужно? [— вопрошает Пенкин]. И прекрасно, вы сами высказались: это кипучая злость — желчное гонение на порок, смех презрения над падшим человеком… Тут всё!

— Нет не всё! <…> Изобрази вора, падшую женщину, надутого глупца, да и человека тут же не забудь. Где же человечность-то? <…> — Вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. <…> Любите его…

— Любить ростовщика, ханжу, ворующего… чиновника… Что вы это?.. — горячился Пенкин. Нет их надо карать, извергнуть из гражданской среды, из общества… (через 150 лет г. Е. распорядится ещё проще: “Русских надо убивать”. В изображении г. Е. все мы с вами — недочеловеки! Как тут опять не вспомнить гитлеровского untermensch’а — Н. В.)…

— Извергнуть из гражданской среды! — вдруг заговорил вдохновенно Обломов… — Это значит, забыть, что в этом негодном сосуде присутствовало высшее начало; что он испорченный человек, но всё человек же… Извергнуть! А как вы извергнете из круга человечества, из лона природы, из милосердия Божия?» (10).

Вот они заветы русского писателя, вот умоначертание русское!!! учись, г. Е. – «филолух».

Г. А. — Похоже, вообще русская литература автору поперёк горла стоит. Ей Богу, и «с Пушкиным он на дружеской ноге», и умерщвленный убийцами всего русского, мученик-поэт Есенин у литератора — исключительно в кабацком контексте; знает бумагомарака, но нужно вымазать, что С. А. Есенин — единственный русский поэт, гроб которого был трижды обнесён вокруг памятника Пушкину на пути в Ваганьково, ибо достоин он был пушкинской славы, как записал в своём дневнике поэт Юрий Лебединский.

Н. В. — Эх! «припряжем подлеца», как говаривал Н. В. Гоголь. Есть в этой лоскутной галиматье — «ерофедии» клочок под названием «Впереди — Иисус Христос». Цитируем: «— Верно, — похвалил Серый. Сзади пёс. Впереди Христос. Кто придумал?

—Блок.

— Накормите отрубями…

— Чаадаев! — вскричал Серый. — Щенок!

Чаадаев закрутился, превратился в морскую свинку. Серый захохотал:

— Ладно ошибся! Кто следующий? Победоносцев? Александр Третий? Владимир Ульянов? Пошли вон — в песочницу!

Те стали играть в куличики.

— Так-то лучше, — сказал Серый. — А где Константин Леонтьев?

— Я тута! — сказал Константин Леонтьев.

— Дай прикурить.

Константин Леонтьев бросился с зажигалкой.

 — А где твой кореш? —… сказал Серый…

— Кореш?

— Ну, эта противная рожа! Розанов! (Ох и не любят эти “русские писатели” В. В., видно, за “Сахарну” или ещё за что… — Н. В.).

— <…> Веховцы! — заорал Серый. На выход с вещами!

Профессора высыпали на плац

— Ну, что х…сосы? (11) — сказал им Серый. <…> Всех расстрелять…» (134)

Что это? Какой-то страшный сон, косноязычный бред умирающего, шизофрения, наконец? И причём тут русская литература, к которой так жмётся нелепый писака? Его нужно срочно изолировать от нашего наследия, пусть чем-нибудь своим занимается. Понятно, что, кроме развращения нравов, такого рода измышления ничего не несут. Сквернит имена писателей, поэтов, общественных деятелей, русских мыслителей, Государя – Помазанника Божия. Прямо-таки святотатство. Святотатство во всём! Начиная с языка «ерофедии» и заканчивая «художественным» оформлением книжонки. На обложке изумлённый гражданин видит знакомый образ — златоглавого ангела, центральной фигуры Св. Троицы преп. Андрея (Рублёва), но вместо лика Господня из-под шапки волос выглядывает дурная рожа — «ба, знакомые всё лица!» Это же сам г. Е.! — безжизненное «деревянное» нечто. Нет, не боится оно Бога, но как-то гаденько, нагадивши, выглядывает. Вот такой «многозначительный», по мнению литератора и художника (некто А. Бондаренко), коллаж. Любят они этакое современное прочтение классики, немощные «постмодернисты», а попросту кощунники. Омерзительное нутро своё они уже обнаружили на выставке «Осторожно, религия», одним из устроителей которой был брат писаки, Андрей Ерофеев, по неведомым прихотям судьбы заведующий отделом новых направлений живописи в Третьяковке.

сайт «ОТЧИЗНА»

(Окончание следует)